ХРЕСТОМАТИЯ

1.

Человек имеет две родины, два отечества: одно отечество — это наша земля и та точка земли, где каждый из нас родился и вырос. А второе отечество — это тот сокровенный мир духа, который око не может видеть и ухо не может слышать, но которому мы принадлежим по природе своей. Мы — дети Земли и в то же время гости в этом мире.

Человек в своих религиозных исканиях бесконечно больше осуществляет свою высшую природу, чем когда он воюет, пашет, сеет, строит: и термиты строят, и муравьи сеют (есть у них такие виды), и обезьяны воюют, по-своему, правда, не так ожесточенно, как люди. Но никто из живых существ, кроме человека, никогда не задумывался над смыслом бытия, никогда не поднимался выше природных, физических потребностей.

Ни одно живое существо, кроме человека, не способно пойти на риск и даже на смертельный риск во имя истины, во имя того, что нельзя взять в руки. И тысячи мучеников всех времен и народов являют собой уникальный феномен в истории всей нашей Солнечной системы.

Когда мы обращаемся к Евангелию, мы попадаем в иной мир, не в тот мир, который дает нам картину волнующих поисков, порыва к небу, — а мы оказываемся перед тайной ответа.

МеньА. Радостная весть. М, 1991. С. 13.

2.

Есть соответствие между необъятностью, безгранностью, бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность, устремленность в бесконечность, как и в русской равнине. Поэтому русскому народу трудно было овладеть этими огромными пространствами и оформить их. У русского народа была огромная сила стихии и сравнительная слабость формы. Русский народ не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был более народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности. У народов Западной Европы все гораздо более детерминировано и оформлено, все разделено на категории и конечно. Не так у русского народа как менее детерминированного, как более обращенного к бесконечности и не желающего знать распределения по категориям. В России не было резких социальных граней, не было выраженных классов. Россия никогда не была в западном смысле страной аристократической, как не стала буржуазной. Два противоположных начала легли в основу формации русской души: природная, языческая дионисическая стихия и аскетически-монашеское православие.

Бердяев Н.А. Русская идея // Вопросы философии. 1990, № 1. С. 78.

3.

Иконопочитание, столь дорогое сердцу и уму церковных людей, было формой богомыслия, в котором эстетический момент тонул в “восхищении ума”. Надо прочитать, например, житие преподобного Сергия, его отроческую безраздельную отданность Богу, чтобы прикоснуться к этим характерным для русских людей струнам души. Здесь интуитивно усвояется то, что в раздельном мышлении можно выразить так: все вещественное служит средством выражения высшей истины, высшей красоты. Если выразить это в философских терминах, то мы имеем здесь дело с мистическим реализмом, который признает всю действительность эмпирической реальности, но видит за ней иную реальность; обе сферы бытия действительны, но иерархически неравноценны; эмпирическое бытие держится только благодаря “причастию” к мистической реальности.

Зенъковский В.В. История русской философии. Т. I. М., 1956. С. 34.

4.

Сущность той жизненной правды, которая противополагается древнерусским религиозным искусством образу звериному, находит себе исчерпывающее выражение не в том или ином иконописном изображении, а в древнерусском храме в его целом. Здесь именно храм понимается как то начало, которое должно господствовать в мире. Сама вселенная должна стать храмом Божиим. В храм должны войти все человечество, ангелы и вся низшая тварь. И именно в этой идее мирообъемлющего храма заключается та религиозная надежда на грядущее умиротворение всей твари, которая противополагается факту всеобщей войны и всеобщей кровавой смуты. Нам предстоит проследить здесь развитие этой темы в древнерусском религиозном искусстве.

Здесь мирообъемлющий храм выражает собою не действительность, а идеал, не осуществленную еще надежду всей твари. В мире, в котором мы живем, низшая тварь и большая часть человечества пребывает пока вне храма. И поскольку храм олицетворяет собой иную действительность, то небесное будущее, которое манит к себе, но которого в настоящее время человечество еще не достигло. Мысль эта с неподражаемым совершенством выражается архитектурою наших древних храмов, в особенности новгородских.

Трубецкой Е.Н. Умозрение в красках // Три очерка о русской иконе. Новосибирск, 1991. С. 10.

5.

Изучение связей литературы и изобразительного искусства не следует ограничивать поисками и установлением общих сюжетов, тем, мотивов, философских и богословских понятий и т.д. Сюжеты, темы, мотивы в средневековье по большей части традиционны. Важно, в какой стилевой связи появляется тот или иной сюжет, мотив, тема — в литературе и живописи. Допустим, для определения характера живописи Феофана Грека не так важно, что в произведениях Феофана отразились те или иные темы исихастов, как то обстоятельство, что они находятся в общей стилистической системе. Для искусства важны не столько отдельные философские и богословские положения и убеждения, сколько тип, стиль этих положений и убеждений. Важно, что стиль живописи Феофана близок к стилю исихастского богословствования. Феофан мог и не читать исихастских сочинений, но тем не менее стиль его живописи и стиль исихастской идеологии подчиняются единым предвозрожденческим формирующим стиль принципам.

Многие явления в развитии искусства одновременны, однородны, аналогичны и имеют общие корни и общие формальные показатели. Литература и все виды других искусств управляются воздействием социальной действительности, находятся в тесной связи между собой и составляют в целом одну из наиболее показательных сторон развития культуры. Вот почему при построении истории литературы показания других искусств помогают отделить значительное от незначительного, характерное от нехарактерного, закономерное от случайного. Показания изобразительных искусств помогают охарактеризовать каждую эпоху в отдельности, вскрывают общие истоки, общую идейную и мировоззренческую основу литературных явлений. Сближения между искусствами и изучение их расхождений между собой позволяют вскрыть такие закономерности и такие факты, которые оставались бы для нас скрытыми, если бы мы изучали каждое искусство (и в том числе литературу) изолированно друг от друга. Отдельные явления могут быть выражены сильнее то в одном искусстве, то в другом.

Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979. С. 29.

6.

Появление и выявление национальных черт также идет неравномерно в отдельных искусствах и также требует своего сравнительного изучения в различных искусствах и литературе. В общем развитии художественной культуры народа то одна, то другая ее область оказывается ведущей. Можно заметить, что в XIV и XV вв. самое передовое положение занимает живопись. Затем наступает черед зодчества, которое вместе с живописью составляет в XV и XVI вв. вершину достижений русской культуры. Русское зодчество в XVII в., создав ряд всемирно известных ансамблей, ничуть не отстает от западноевропейского. В XVII же веке усиленно развиваются отдельные стороны литературы.

Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. С. 31.

7.

...Икона — и то же, что небесное видение, и не то же: это — линия, обводящая видение. Видение не есть икона: оно реально само по себе; но икона, совпадающая по очертаниям с духовным образом, есть в нашем сознании этот образ, и вне, без, помимо образа, сама по себе, отвлеченно от него не есть ни образ, ни икона, а доска. Так, окно есть окно, поскольку за ним простирается область света...

...Само по себе, т.е., вне отношения к свету, вне своей функции, окно, как не действующее, мертво и не есть окно: отвлеченно от света, это — дерево и стекло... Следовательно, или окно есть свет, или оно — дерево и стекло, но никогда оно не бывает просто окном. Так и иконы — “видимые изображения тайных и сверхъестественных зрелищ”, по определению святого Дионисия Ареопагита. И икона всегда: или больше себя самое, когда она — небесное видение, или меньше, если она некоторому сознанию не открывает мира сверхчувственного и не может быть называема иначе, как расписанной доской. Глубоко ложно то современное направление, по которому в иконописи надлежит видеть древнее художество, живопись, и ложно прежде всего потому, что тут за живописью вообще отрицается собственная ее сила: даже и вообще живопись или больше или меньше самое себя. Всякая живопись имеет целью вывести зрителя за предел чувственно воспринимаемых красок и холста в некоторую реальность.

...А если своей цели живописец не достиг — вообще ли, или применительно к данному зрителю — и произведение никуда за себя самого не выводит, то не может быть и речи о нем, как о произведении художества; тогда мы говорим о мазне, о неудаче и т.п. Теперь икона имеет целью вывести сознание в мир духовный, показать “тайные и сверхъестественные зрелища”. Если, по оценке или, точнее, по чутью смотрящего на нее, эта цель ничуть не достигается, если не возбуждается хотя бы отдаленного ощущения реальности иного мира, как уже издали йодистый запах водорослей свидетельствует о море, то что же можно сказать об иконе, как не то, что она не вошла в круг произведений культуры, и тогда ценность ее — лишь материальная или, в лучшем случае, археологическая.

Флоренский П. А Иконостас // Богословские труды. 1972. Т. 9. С. 91-92.

8.

Певцы твердым и мужественным пением, более похожим на выговаривание, возглашают выразительно и громко: “Верую во Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, иже от Отца рожденного прежде всех век. Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Им же вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшего с небес и воплотившегося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася. Распятого же за ны при Понтийском Пилате, и страдавши, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием. И восшедшаго на небеса, и седяща одесную[1] Отца. И паки[2] грядущего со славою судити живым и мертвым, Его же царствию не будет конца. И в Духа Святого, Господа Животворящего, Иже от Отца исходящего, Иже со Отцом и Сыном споклоняема и сславима, глаголавшаго пророки. Во едину, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века. Аминь”.

Твердым, мужественным пением, водружая в сердце всякое слово исповедания, поют певцы сей Символ, и твердо повторяет каждый, вслед за ними, слова его. Мужествуя сердцем и духом, иерей пред святым престолом, долженствующим изображать святую трапезу Тайной Вечери, повторяет в себе Символ Веры, и все ему сослужащие повторяют его в самих себе, колебля святой воздух над святыми дарами.

И твердой стопой исходит диакон и возглашает: Станем добре, станем со страхом, вонмем, святое возношение в мире приносити, то есть станем, как прилично человеку предстать пред Богом, с трепетом, со страхом и в то же время с мужественным дерзновением духа, славящаго Бога, с восстановившимся согласием мира в сердцах, без которого нельзя вознестись к Богу. И в ответ на призыв вся Церковь, принося в жертву хваление уст и умягченное состояние сердец повторяет, вслед за хором певцов: Милость мира, жертву хваления!

Гоголь Н.В. Размышления о Божественной Литургии.

М., 1990. С. 74-81.

9.

Православная Церковь никогда не допускала писание икон по воображению художника или с живой модели, так как это означало бы сознательный и полный отрыв от прототипа. Имя, написанное на иконе, уже не соответствовало бы изображенному лицу, и это было бы явной ложью, которую Церковь допустить не может (хотя отступления от этого правила или, вернее, злоупотребления, к сожалению, были довольно многочисленны за последние века). Для избежания всякой фикции и разрыва между образом и его первообразом иконописцы пользуются в виде образцов или древними иконами, или же подлинниками. Древние иконописцы знали лики святых так же хорошо, как лица своих близких. Они писали их либо по памяти, либо пользуясь зарисовками или портретами. Когда то или иное лицо было известно святостью своей жизни, портреты его делались тотчас по его смерти, задолго до официальной его канонизации или открытия его и распространялись в народе. О нем сохранялись всевозможные сведения и особенно наброски и свидетельства современников.

Успенский Л. А. Богословие иконы Православной Церкви. Париж,1989. С. 135.

10.

Единым высшим богом — “творцом молнии”, каким был у индусов Индра, у греков — Зевс, у римлян — Юпитер, у германцев — Тор, у литовцев — Перкунас, у славян был Перун. У большинства славянских племен слово “Перун” и до сих пор употребляется в смысле грома. “Чтоб Перун тебя взял”, так бранятся теперь, одинаково на двух противоположных окраинах славянских земель — русские и словенцы. Понятие о боге-громовнике сливалось однако же у славян с понятием неба вообще (именно движущегося, облачного неба). Некоторые ученые думают, что именно такой смысл имело у древних славян название бога “Сварога”. Сливаясь с Перуном, Сварог оспаривал у него первое место на славянском Олимпе. Другие высшие боги, по свидетельству некоторых Древних рукописей, считались сыновьями Сварога, — “Сварожичами”. Такими были именно солнце и огонь. Солнце обоготворялось под названием “Даждь-бога”: слово, которое прежде переводили “палящий бог”, а теперь переводят “дай богатство”. Другое название, обозначавшее, по-видимому, того же бога солнца, было — “Хорc”[3]. Наконец, и “Велес”, скотий бог, хранитель стад, смешанный впоследствии с христианским св. Власием, был первоначально солнечным богом. Все эти названия вышнего бога были очень древни и употреблялись всеми славянами.

Повесть временных лет // Хрестоматия по истории России с древнейших времен до XVII века. Т.1 / Сост. И.В. Бабич, В.Н. Захаров, И.Е. Уколова. М, 1994. С. 14-15.

11.

В год 6370 (862)[4] изгнали варягов за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: “Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву”. И пошли за море к варягам, к руси[5]. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, и иные норманны и англы. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь[6]: “Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами”. И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, на Белоозере, а третий, Трувор – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля.

Повесть временных лет // Хрестоматия по истории России. С. 25.

 

12.

В год 6495 (987). Созвал Владимир бояр своих и старцев градских и сказал им: “Вот приходили ко мне болгары[7], говоря: “Прими закон наш”[8]. Затем приходили немцы и хвалили закон свой. За ними пришли евреи. После же всех пришли греки[9], браня все законы, а свой восхваляя, и многое говорили, рассказывая от начала мира, о бытии всего мира. Мудро говорят они, и чудно слышать их, и каждому любо их послушать, рассказывают они и о другом свете: если кто, говорят, перейдет в нашу веру, то, умерев, снова восстанет, и не умереть ему вовеки; если же в ином законе будет, то на том свете гореть ему в огне. Что же вы посоветуете? Что ответите?” И сказали бояре и старцы: “Знай, князь, что своего никто не бранит, но хвалит. Если хочешь в самом деле разузнать, то ведь имеешь у себя мужей: послав их, разузнай, какая у них служба и кто как служит Богу”. И понравилась речь их князю и всем людям; избрали мужей славных и умных, числом десять, и сказали им: “Идите сперва к болгарам и испытайте веру их”. Они же отправились, и, придя к ним, видели их скверные дела и поклонение в мечети, и вернулись в землю свою. И сказал им Владимир: “Идите еще к немцам, высмотрите и у них все, а оттуда идите в Греческую землю”. Они же пришли к немцам, увидели службу их церковную, а затем пришли в Царьград и явились к царю[10]. Царь же спросил их: “Зачем пришли?” Они же рассказали ему все. Услышав их рассказ, царь обрадовался и в тот же день сотворил им честь великую. Услышав об этом, патриарх повелел созвать клир[11], сотворил по обычаю праздничную службу, и кадила возожгли, и устроили пение и хоры. И пошел с русскими в церковь, и поставили их на лучшем месте, показав им церковную красоту, пение и службу архиерейскую, предстояние дьяконов и рассказав им о служении Богу своему. Они же были в восхищении, дивились и хвалили их службу. И призвали их цари Василий и Константин[12], и сказали им: “Идите в землю вашу”, и отпустили их с дарами великими и с честью. Они же вернулись в землю свою. И созвал Владимир бояр своих и старцев и сказал им: “Вот пришли посланные нами мужи, послушаем же все, что было с ними”, — и обратился к послам: “Говорите перед дружиною”. Они же сказали: “Ходили в Болгарию, смотрели, как они молятся в храме, то есть в мечети, стоят там без пояса; сделав поклон, сядет и глядит туда и сюда, как безумный, и нет в них веселья только печаль и смрад великий. Не добр закон их. И пришли мы к немцам и видели в храмах их различную службу, но красоты не видели никакой. И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали — на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем как и рассказать об этом, — знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы не можем уже здесь пребывать в язычестве”. Сказали же бояре: “Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы его бабка твоя Ольга[13] , а была она мудрейшей из всех людей”. И спросил Владимир: “Где примем крещение?” Они же сказали: “Где тебе любо”.

Повесть временных лет // Хрестоматия по истории России. С. 38-39.

 

13.

Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте[14] сами, а не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души[15]. Говоря что-либо, дурное или хорошее, не клянитесь Богом, не креститесь, ибо нет тебе в этом никакой нужды. Если же вам придется крест целовать[16] — братии или кому-либо, то, проверив сердце свое, на чем можете устоять, на том и целуйте, а поцеловав, соблюдайте, чтобы, преступив, не погубить души своей. Епископов, попов и игуменов чтите, и с любовью принимайте от них благословение, и не устраняйтесь от них, и по силам любите и заботьтесь о них, чтобы получить по их молитве от Бога. Паче же всего гордости не имейте в сердце и в уме, но скажем: смертны мы, сегодня живы, а завтра в гробу; все это, что ты нам дал, не наше, но твое, поручил нам это на немного дней. Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев. В дому своем не ленитесь, но за всем сами наблюдайте; не полагайтесь на тиуна[17] или отрока, чтобы не посмеялись приходящие к вам ни над домом вашим, ни над обедом вашим. На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не предавайтесь, ни спанью; сторожей сами наряживайте, и ночью, расставив стражу со всех сторон, около воинов ложитесь, а вставайте рано; а оружия не снимайте с себя второпях, не оглядевшись по лености, внезапно ведь человек погибает. Лжи остерегайтесь, и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело.

Поучение Владимира Мономаха // Хрестоматия по истории России.

С. 55.

14.

Условия, на которых татары принимают к себе в подданство какой-нибудь народ, суть следующие: жители подчиненной страны обязаны ходить с ними на войну по первому востребованию, потом давать десятину от всего, от людей и от вещей, берут они десятого отрока и девицу, которых отводят в свои кочевья и держат в рабстве, остальных жителей перечисляют для сбора подати. Требуют также, чтоб князья подчиненных стран являлись без замедления в Орду и привозили богатые подарки хану, его женам, тысячникам, сотникам — одним словом, всем, имеющим какое-нибудь значение; некоторые из этих князей лишаются жизни в Орде; некоторые возвращаются, но оставляют в заложниках сыновей или братьев и принимают в свои земли баскаков[18], которым как сами князья, так и все жители обязаны повиноваться, в противном случае по донесению баскаков является толпа татар, которая истребляет ослушников, опустошает их город или страну; не только сам хан или наместник его, но всякий татарин, если случится ему приехать в подчиненную страну, ведет себя в ней как господин, требует все, чего только захочет, и получает.

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. II. Т. 3.

М., 1988. С. 145.

 

15.

В Древней Руси отрицательные отношения летописцев к татарам проявилось не в XIII веке, а столетие спустя, тогда, когда узурпатор Мамай стал налаживать связи с католиками против православной Москвы. Поздний антитатарский фольклор связан не с эпохой Чингиса, а с трехсотлетней эпохой набегов крымских и причерноморских татар и ногайцев на Литовскую и Русскую Украину[19].

В европейской историографии сложились три версии, объясняющие образование Монгольского улуса[20] в XIII веке и считающие это историческое событие проклятием времени.

Первая версия. Чингис организовал банду, подчинил все кочевые народы Азии и провел ряд войн, продолженных его сыновьями и внуками с корыстной целью — ради личного обогащения. При этом непонятно только: как ему это удалось?

Вторая версия. Весь монгольский народ совершил это преступление согласованно. Неясно только, для чего ему это было нужно, ибо привозить добычу домой при наступлении—невозможно.

Третья версия. Кочевники всегда нападали на трудолюбивых земледельцев, следовательно, здесь не единичное “преступление”, а предопределенный положением образ жизни.

После похода Батыя в 1237—1240 годах, когда война кончилась, языческие монголы, среди которых было много христиан-несториан[21], с русскими дружили и помогли им остановить немецкий натиск в Прибалтике. Мусульманские ханы Узбек и Джанибек (1312—1356)[22] использовали Москву как источник доходов, но при этом защищали ее от Литвы. Во время ордынской междуусобицы, или, как тогда говорили, “великой замятни”[23], Орда была бессильна, но русские князья и в это время вносили дань.

Войны между государствами не всегда влекут за собой ненависть народов друг к другу. К счастью, между русскими и тюрками такой ненависти не возникло. Многие татары, путем смешанных браков, вошли в состав русского народа, а те, которые остались мусульманами, живут в Казани с русскими дружно.

Вряд ли такое объединение народов следует называть “игом”. И потому нет необходимости обвинять русских князей за то, что они договорились с татарами о взаимной помощи против наступавших с запада немцев, литовцев и венгров.

 

Гумилев Л.Н. Апокрифический диалог // Хрестоматия по истории России. С. 113.

16.

Когда Мамай, летом 1380 года заложив свой стан при устье реки Воронежа, назначал там сборное место для своих полчищ и ждал Ягелла, Димитрий собирал подручных князей на общее дело защиты Руси. Желание разделаться с поработителями настолько уже созрело и овладело народными чувствами русского народа, что московскому князю не предстояло необходимости ждать ратных и понуждать к скорейшему прибытию.

Митрополита Алексия уже не было в живых. Он скончался в 1378 году. Этот архипастырь, главнейший советник Димитрия, во все время своего первосвятительства употреблял свою духовную власть для возвышения Москвы и служил ее интересам. Московскому князю не хотелось иметь в Москве иных первосвятителей, кроме таких, каких само московское правительство будет представлять патриарху для посвящения[24]. В то время, когда приходилось Димитрию идти на войну, Москва оставалась без митрополита, и это обстоятельство лишало предпринимаемый поход обычного первосвятительского благословения; но Димитрий обратился за благословением к преподобному Сергию, хотя и был с ним в размолвке[25]. Сергий пользовался всеобщим уважением, его молитвам приписывали большую силу; за ним признавали дар пророчества. Сергий не только ободрил Димитрия, но и предсказал ему победу. Такое предсказание, сделавшись известным, сильно возбудило в войске отвагу и надежду на победу.

Димитрий выступил из Москвы в Коломну в августе; русские силы отовсюду приставали к нему. 26 и 27 августа русские перевезлись чрез Оку и пошли по Рязанской земле к Дону. На пути прискакал к Димитрию гонец от преподобного Сергия с благословенною грамотою: “Иди, господин, — писал Сергий, — иди вперед, Бог и св. Троица поможет тебе!”

6 сентября русские увидели Дон, а 8, в субботу, на заре русские уже были на другой стороне реки и при солнечном восходе двигались стройно вперед к устью реки Непрядвы.

День был пасмурный; густой туман расстилался по полям, но часу в девятом стало ясно. Около полудня показалось несметное татарское полчище. Сторожевые (передовые) полки русских и татар сцепились между

собою,  и  сам  Димитрий выехал вместе с своею дружиною “на первый суйм”[26] открывать битву. По старинному прадедовскому обычаю следовало, чтобы князь, как предводитель, собственным примером возбуждал в воинах отвагу. Побившись недолго с татарами, Димитрий вернулся назад устраивать полки к битве. В первом часу началась сеча, какой, по выражению летописца, не было на Руси. В московской рати было много небывалых в бою: на них нашел страх, и пустились они в бегство. Татары со страшным криком ринулись за ними и били их наповал. Дело русских казалось проигранным, но к трем часам пополудни все изменилось.

В дубраве на западной стороне поля стоял избранный русский отряд, отъехавший туда заранее для засады. Отряд стремительно бросился на татар, которые никак не ожидали нападения сзади.

Победа была совершенная, но зато много князей, бояр и простых воинов пало на поле битвы. Сам великий князь хотя не был ранен, но доспех на нем был помят. Похоронивши своих убитых, великий князь со своим ополчением не преследовал более разбитого врага, а вернулся с торжеством в Москву.

Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей // Хрестоматия по истории России. С. 130-131.

 

17.

Со времени принятия христианства русская церковь находилась в зависимости от константинопольского патриарха, составляя просто одну из подведомственных ему епархий. До татарского нашествия высшее духовное лицо в России, киевский митрополит прямо назначался из Константинополя. Со времени нашествия татар это отношение русской церкви к патриарху начало изменяться. Прежде всего, в связи с тем же наплывом тюрков из Азии, Византия попала в руки крестоносцев четвертого крестового похода[27]. Среди этой двойной неурядицы — в России и на Балканском полуострове – русские митрополиты все чаще стали посвящаться дома, а в Константинополь ездили только за утверждением. Так продолжалось два века — до середины XV столетия. В это время из Константинополя стали приходить на Русь страшные вести. Началось с того, что один из митрополитов, присланных в Москву патриархом, объявил великому князю московскому, что должен ехать в Италию, к латинам, на духовный собор во Флоренцию. Византия сама воспитала нас в ненависти к западной церкви. По внушениям восточной церкви, нельзя было даже есть и пить из одних сосудов с латинами. Естественно, что сборы митрополита (Исидора) в Италию показались москвичам “новы, чужды и неприятны”. Несмотря на отговариванья великого князя, Исидор поехал. Из Флоренции он привез с собой еще более неожиданную новость: унию восточной и западной церкви. Это было уже слишком. Митрополит был низложен и осужден собором Русского духовенства; вместо него выбран собором же свой митрополит — из русских (Иона) — и заготовлена объяснительная грамота в Византию. В грамоте этой великий князь требовал разрешения впредь поставлять митрополита в России[28]. Требование это мотивировалось дальностью пути непроходимостью дорог в Византию, нашествием татар. Но между строк легко было прочесть, что главные причины просьбы — “разгласия” в самой восточной церкви. Русское правительство до такой степени было смущено принятием унии в Константинополе, что даже не решилось обратиться к патриарху; грамота была направлена к императору Константину Палеологу.

Но и такую грамоту не пришлось отправить. Пришла в Москву весть страшнее первой, “что попущением Божиим, грех ради наших, Богом хранимый Константиноград[29] взяли безбожные турки, святые Божии церкви и монастыри разорили”.

Вывод был ясен. Теперь надо было “попечение иметь о своем православии...”.

Страшная ответственность свалилась на представителей русской церкви. Они отвечали теперь не только за свои души: они отвечали за судьбу православия во всем мире, после того, как в центре православия, в царствующем граде, “померкло солнце благочестия”. Под этим впечатлением сложилась знаменитая теория о всемирной исторической роли Московского государства — о “Москве — третьем Риме”. Уже в конце XV века мы встречаем полное развитие этой теории в посланиях игумена одного псковского монастыря, Филофея. “Церковь старого Рима пала”, — пишет Филофей Ивану III, — «второго же Рима — константинопольскую церковь иссекли секирами. Сия же ныне третьего нового Рима — державного твоего царствия — святая соборная апостольская церковь — во всей поднебесной паче солнца светится. Блюди же и внемли благочестивый царь, что все христианские царства сошлись в твое единое, что два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не быть”. Таким образом, русский царь должен был соблюсти единственный, сохранившийся в мире, остаток истинного православия — нерушимым до второго пришествия Христова.

Малюков П.Н. Очерки по истории русской культуры // Хрестоматия

по истории России. С. 192—194.

 

18. ЛЕТОПИСНОЕ СКАЗАНИЕ ОБ «ИЗБРАНИИ ВЕР»

В год 6494 (986). Пришли болгары магометанской веры, говоря: «Ты, князь, мудр и смыслен, закона не знаешь, уверуй в закон наш и поклонись Магомету». И спросил Владимир: «Какова же вера ваша?» Они же ответили: «Веруем Богу, и учит нас Магомет так: совершать обрезание, не есть свинины, не пить вина, зато по смерти, говорит, можно творить блуд с женами. Даст Магомет каждому по семидесяти красивых жен, и изберет одну из них красивейшую, и возложит на нее красоту всех; та и будет ему женой. Здесь же, говорит, следует невозбранно предаваться всякому блуду. Если кто беден на этом свете, то и на том», и другую всякую ложь говорили, о которой и писать стыдно. Владимир же слушал их, так как и сам любил жен и всякий блуд; потому и слушал их всласть. Но вот что было ему нелюбо: обрезание, воздержание от свиного мяса и от питья; и сказал он: «Руси есть веселие пить, не можем без того быть!» Потом пришли иноземцы из Рима и сказали: «Пришли мы, посланные папой». И обратились к Владимиру: «Так говорит тебе папа: «Земля твоя такая же, как и наша, а вера наша не похожа на твою, так как наша вера — свет; кланяемся мы Богу, сотворившему небо и землю, звезды и месяц и все, что дышит, а ваши боги — просто древо». Владимир же спросил их: «В чем заповедь ваша?» И ответили они: «Пост по силе: «если кто пьет или ест, то все это во славу Божию», — как сказал учитель наш Павел». Сказал же Владимир иноземцам: «Идите откуда пришли, ибо и отцы наши не приняли этого». Услышав об этом, пришли хазарские евреи и сказали: «Слышали мы, что приходили болгары и христиане, уча тебя каждый своей вере. Христиане же веруют в того, кого мы распяли, а мы веруем в единого бога Авраама, Исаака и Иакова». И спросил Владимир: «Что у вас за закон?» Они же ответили: «Обрезываться, не есть свинины и зайчатины, хранить субботу». Он же спросил: «А где же земля ваша?» Они же сказали: «В Иерусалиме». Снова спросил он: «Точно ли она там?» И ответили: «Разгневался Бог на отцов наших и рассеял нас по различным странам за грехи наши, а землю нашу отдал христианам». Сказал на это Владимир: «Как же вы иных учите, а сами отвергнуты Богом и рассеяны; если Бог любил вас и закон ваш, то не были бы вы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же хотите?»

Затем прислали греки к Владимиру философа со следующими словами: «Слышали мы, что приходили болгары и учили тебя принять свою веру. Вера же их оскверняет небо и землю, и прокляты они сверх всех людей, уподобились жителям Содома и Гоморры, на которых обрушил Господь горящий камень, и затопил их, и потонули. Так вот и этих ожидает день погибели, когда придет Бог судить народы и погубит всех, творящих беззакония и скверны. Ибо, подмывшись, вливают эту воду в рот, мажут ею по бороде, и поминают Магомета. Так же и жены их творят ту же скверну, и еще даже большую...» Услышав об этом, Владимир плюнул на землю и сказал: «Нечисто это дело». Сказал же философ: «Слышали мы и то, что приходили к вам из Рима проповедовать у вас веру свою. Вера же их немного от нашей отличается: служат на опресноках, то есть на облатках, о которых Бог не заповедал, повелев служить на хлебе, и поучал апостолов, взяв хлеб: «Сие есть тело мое, преломляемое за вас...», так же, и из чаши вкушая, говорил: «Сие есть кровь моя нового завета». Те же, что не совершают этого, неправильно веруют». Сказал же Владимир: «Пришли ко мне евреи и сказали, что немцы и греки веруют в того, кого они распяли». Философ ответил: «Воистину веруем в того. Их же пророки предсказывали, что родится Бог, а другие, что распят будет и погребен, но в третий день воскреснет и взойдет на небеса». <...> Владимир спросил: «Зачем же сошел Бог на землю и принял такое страдание?» Ответил же философ: «Если хочешь послушать, то скажу тебе по порядку с самого начала, зачем Бог сошел на землю». Владимир же сказал: «Рад послушать».

Повесть временных лет //

Памятники литературы Древней Руси.

Начало русской литературы. XI —

начало XII века. М., 1978. С. 99 — 103.

19. «ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ» О КРЕЩЕНИИ КИЕВЛЯН

После всего этого Владимир взял царицу, и Анастаса, и священников корсунских с мощами святого Климента, и Фива, ученика его, взял и сосуды церковные, и иконы на благословение себе. Поставил и церковь в Корсуни на горе, которую насыпали посреди города, выкрадывая землю из насыпи; стоит церковь та и доныне. Отправляясь, захватил он и двух медных идолов и четыре медных коней, что и сейчас стоят за церковью святой Богородицы и про которые невежды думают, что они мраморные. Корсунь же отдал грекам как вено за царицу, а сам вернулся в Киев. И когда пришел, повелел опрокинуть идолы — одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву взводу к Ручью, и приставил двенадцать мужей колотить его жезлами. Делалось это не потому, что дерево что-нибудь чувствует, но для поругания беса, который обманывал людей в этом образе, — чтобы принял он возмездие от людей. «Велик ты, Господи, и чудны дела твои!» Вчера еще был чтим людьми, а сегодня поругаем. Когда влекли Перуна по Ручью к Днепру, оплакивали его неверные, так как не приняли еще они святого крещения. И, притащив, кинули его в Днепр. И приставил Владимир к нему людей, сказав им: «Если пристанет где к берегу, отпихивайте его. А когда пройдет пороги, тогда только оставьте его». Они же исполнили, что им было приказано. И когда пустили Перуна и прошел он пороги, выбросило его ветром на отмель, и оттого прослыло место то Перунья Отмель, как и до сих пор зовется. Затем послал Владимир по всему городу со словами: «Если не придет кто завтра на реку — будь то богатый или бедный, или нищий, или раб, — да будет мне враг». Услышав это, с радостью пошли люди, ликуя и говоря: «Если бы не было это хорошим, не приняли бы это князь наш и бояре». На следующий же день вышел Владимир с попами царицыными и корсунскими на Днепр, и сошлось там людей без числа. Вошли в воду и стояли там до шеи, другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте. И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ; а дьявол говорил, стеная: «Увы мне! Прогоняют меня отсюда! Здесь думал я обрести себе жилище, ибо здесь не слышно было учения апостольского, не знали здесь Бога, но радовался я служению тех, кто служил мне. И вот уже побежден я невеждой, а не апостолами и не мучениками; не буду уже царствовать более в этих странах». Люди же, крестившись, разошлись по домам. Владимир же был рад, что познал Бога сам и люди его, посмотрел на небо и сказал: «Христос Бог, сотворивший небо и землю! Взгляни на новых людей этих и дай им, Господи, познать тебя, истинного Бога, как познали тебя христианские страны. Утверди в них правильную и неуклонную веру, и мне помоги, Господи, против дьявола, да одолею козни его, надеясь на тебя и на твою силу». И, сказав это, приказал рубить церкви и ставить их по тем местам, где прежде стояли кумиры. И поставил церковь во имя святого Василия на холме, где стоял идол Перуна и другие и где творили им требы князь и люди. И по другим городам стали ставить церкви и определять в них попов, и приводить людей на крещение по всем городам и селам. Посылал он собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное. Матери же детей этих плакали о них, ибо не утвердились еще они в вере, и плакали о них, как о мертвых.

Когда были отданы в учение книжное, то тем самым сбылось на Руси пророчество, гласившее: «В те дни услышат глухие слова книжные и ясен будет язык косноязычных». Не слышали они раньше учения книжного, но по Божьему устроению и по милости своей помиловал их Бог; как сказал пророк: «Помилую, кого хочу». Ибо помиловал нас святым крещением и обновлением духа, по Божьему изволению, а не по нашим делам. Благословен Господь Иисус Христос, возлюбивший Русскую землю и просветивший ее крещением святым.

 

Повесть временных лет //

Памятники литературы Древней Руси.

Начало русской литературы. XI —

начало XII века. М., 1978. С.131 — 133.

20. СИМВОЛ ВЕРЫ

Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденного прежде всех век; Света от Света, Бога истиннна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша[30]. Нас ради человека и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную[31] Отца. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца. И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки. Во Едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь.

 

21. ПРАВОСЛАВНЫЕ МОЛИТВЫ

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.

Молитва Святому Духу

Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша.

Трисвятое

Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас.

Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

Молитва ко Пресвятой Троице

Пресвятая Троице, помилуй нас; Господи, очисти грехи наша; Владыко, прости беззакония наша; Святый, посети и исцели немощи наша имене Твоего ради.

Господи, помилуй.

Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

Молитва Господня

Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

Песнь Пресвятой Богородице

Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою; благословена Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.

Достойно есть яко воистину блажити Тя Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего. Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя величаем.

Молитва Иисусова

Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго.

 

Молитва о живых

Спаси Господи, и помилуй отца моего духовнаго (имя), родителей моих (имена), сродников (имена), начальников, наставников, благодетелей (имена) и всех православных христиан.

Перед началом всякого дела:

Господи, благослави!

По окончании:

Слава Тебе, Господи!

Молитва митрополита Илариона

О Владыка, Царь и Боже наш, высокий и славный человеколюбец, воздающий по трудам славу и честь, творящий сопричастников своему цесарству, помяни, ибо благ, и нас смиренных, потому что имя Твое — человеколюбц!

Хоть и добрых дел не имеем, но уповаем на щедрое милосердие Твое: спаси нас, ибо мы — люди Твои и овцы паствы Твоей, мы — стадо, которое недавно Ты начал пасти, исторгнув из пагубы идолослужения. Добрый пастырь, положивший душу Свою за овец Своих! Не оставь нас, хоть еще и заблуждаемся, не отвергай нас, хоть еще и согрешаем пред Тобой, как новокупленные рабы, не угождающие пока по всему своему господину. <...>

Не насылай на нас скорби и голода, напрасных смертей, огня, потопления, чтобы не опали от веры нетвердые в ней! Понемногу накажи, а помногу помилуй, по немногу рань, но милостиво исцели, сильно не опечаль, а скоро развесели, ибо не терпит наше естество долгого гнева Твоего, как стебли огня. Укроти гнев, умилосердуйся, потому что в Твоей власти помиловать и спасти. Поэтому простри милость Твою на людей Твоих, идущих ратью прогони, мир утверди, враждебные страны укроти, голод оберни изобилием, владыками нашими пригрози соседям, бояр умудри, города умножь, церковь Твою укрепи, достояние Свое убереги, мужчин и женщин, младенцев спаси. Пребывающих в рабстве, в плену, в заточении, в пути, в плавании, в темницах, жажде, голоде и наготе, — всех помилуй, всех утешь, всех обрадуй, подавая им радость, телесную и душевную. Молением и молитвами Пречистой Матери Твоей, святых небесных сил и Предтечи Твоего и Крестителя Иоанна, апостолов, пророков, мучеников, преподобных и всех святых молитвами прояви милосердие и помилуй нас. Чтобы милостью Твоей в единой вере пасомые, все вместе весело и радостно славим Тебя, Господа нашего Иисуса Христа, с Отцом и Пресвятым Духом — Троицу нераздельную, единобожественную, царствующую на небесах и на земле, над ангелами и над людьми, над видимой и невидимой тварью ныне и всегда и во веки веков! Аминь!

Молитва перед учением

Преблагий Господи, ниспосли нам благодать Духа Твоего Святаго, дарствующаго и укрепляющаго душевная наша силы, дабы внимающе преподаваемому нам учению, возрасли мы Тебе, нашему Создателю, во славу, родителям же нашим на утешение, Церкви и Отечеству на пользу.

Молитва после учения

Благодарим Тебе, Создателю, яко сподобил еси нас благодати Твоея, во еже внимати учению. Благослави наших начальников, родителей и учителей, ведущих нас к познанию блага, подаждь нам силу и крепость к продолжению учения сего.

 

22. НАЧАЛО СЛАВЯНСКОЙ ПИСЬМЕННОСТИ

Ведь сначала славяне не имели букв, но читали и гадали с помощью черт и зарубок, будучи язычниками. Когда же крестились, то попытались записывать славянскую речь римскими и греческими письменами без правил. Но как можно верно написать греческими буквами «Бог», или «живот», или «зело», или «церковь», или «чаяние», или «яд», или «широта», или «юность», или «язык» и другие подобные слова? И так было многие годы.

Потом же человеколюбец Бог, который устраивает все, не оставляет и человеческий род славянский, и послал к ним святого Константина Философа, названного в монашестве Кириллом, мужа праведного и истинного. И создал его посредством тридцать восемь букв, одни по образу греческих письмен, другие же в соответствии со славянской речью.

Вот каковы буквы славянские, и так их надлежит писать и выговаривать, а, б, в, и так далее. Из них двадцать четыре подобны греческим письменам..., а четырнадцать соответствуют славянской речи...

Некоторые говорят: «Зачем он создал тридцать восемь букв, можно и меньшим числом писать, как греки пишут двадцатью четырмя», — а не знают они, сколькими знаками пишут греки. Есть ведь у них двадцать четыре буквы, но их не хватает для книг, и добавили они еще одиннадцать двоегласных и три цифры — шесть, девяносто, девятьсот, и собирается всех знаков тридцать восемь. Подобно тому и так же сотворил святой Кирилл тридцать восемь букв.

Другие же говорят: «Зачем нужны славянские книги? Ведь не создали их ни Бог, ни апостолы, и не являются они исконными, как еврейские, римские и греческие, что существуют изначально и угодны Богу». А иные считают, что письмена сотворил сам Бог, и сами не знают, что говорят, окаянные, якобы Бог повелел, чтобы книги были лишь на трех языках, как сказано в Евангелии: «И была над ним надпись, написанная словами Греческими, Римскими и Еврейскими», — а славянских там не было, потому и славянские письмена не от Бога.

Что ответим и что скажем этим безумцам? Скажем то, что мы узнали из Священного писания. Все по порядку исходит от Бога, а не за один раз. Вначале не создал Бог ни еврейский, ни римский, ни греческий языки, но сирийский, которым говорили Адам и люди от Адама и до потопа и от потопа до тех пор, пока Бог не разделил языки при столпотворении Вавилонском, как говорит Писание. И когда разделены были языки, вместе с языками разделены были между народами нравы, обычаи, уставы, законы и знания. Египтянам — земледелие, персам же, халдеям и ассирийцам — звездочетство, волхование, врачевание, колдовство и все искусства человеческие, а евреям — святые книги, в которых написано, как Бог сотворил небо и землю и все, что на ней, и человека, и по порядку, как сказано в Писании, грекам же — грамматику, риторику, философию.

Но до этого не было у греков букв для своего языка, однако записывали они свою речь финикийскими письменами, и так было много лет. Потом же пришел Паламед и, начиная с «альфы» и «беты», нашел для греков лишь шестнадцать букв. Кадм Милетский прибавил к ним еще три буквы. И так в течение многих лет писали они девятнадцатью буквами. И потом Симонид нашел и добавил две буквы, а Эпихарм-сказитель нашел еще три буквы, и собралось их двадцать четыре. Через много лет Дионисий Грамматик нашел шесть двоегласных, а потом другой — пять и третий — еще три цифры.

И так многие люди за многие годы едва собрали тридцать восемь знаков. Потом же, по прошествии многих лет, Божьим повелением нашлось семьдесят мужей, кторые перевели Писание с еврейского языка на греческий. Для славян один Константин, называемый Кириллом, и буквы создал, и книги перевел за немногие годы: а они — большим числом людей и за много лет. Семеро их создали буквы, а семьдесят — перевод. И потому еще славянские письмена святы и более достойны почитания, что создал их святой муж, а греческие — язычники — эллины.

Ежели скажет кто, что дело Кирилла не совершенно, ибо и поныне еще не завершено, то и на эти речи есть ответ: и греческие буквы много раз доделывали Аквила и Симмах и потом многие иные. Ибо легче исправлять, чем заново создавать.

Если спросишь книжников греческих: «Кто создал ваши буквы или книги перевел, и в какое время?» — то редкие из них это знают. Если же спросишь славянских книжников: «Кто ваши буквы создал и книги перевел?» — то все знают и, отвечая, говорят: «Святой Константин Философ, названный Кириллом, он и буквы нам создал, и книги перевел; и Мефодий, брат его. Ведь еще живы те, кто их видел». <...>

Есть же и другие ответы, как скажем мы в ином месте, а ныне времени мало. Так, братия, дал Бог славянам разум. Слава Ему и честь, и власть, и поклонение — ныне и присно, и во веки веков! Аминь.

Черноризец Храбр. Сказание о буквах. X в. //

Родник златоструйный: Памятники

болгарской литературы IX —

XVIII веков: Сб. М„ 1990. С. 145 — 148.

23. ХРИСТИАНСКАЯ КАРТИНА МИРА

 

О видимых творениях

Один наш Бог, достославный в Единстве и Троице, сотворил из небытия к бытию небо и землю и все, что на ней есть, одно вывел из небывшего прежде, подобно небу, земле, воздуху, огню и воде, а другое — из того, что было сотворено Им, — например, живых существ, растения и семена. Ибо эти создания возникли по воле Творца из земли, воды, воздуха и огня.

 

О водах

Точно так же и вода — одна из четырех стихий, прекрасное Божье творение. Это стихия мокрая, холодная и тяжелая. Она стремится вниз, легко разливаясь по поверхности. О ней упоминается в Божественном писании: «И была тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою». Потому что бездна — ничто иное, как множество воды, чей предел неведом человеку. Ибо вначале вода покрывала всю землю. Бог прежде создал твердь и отделил воду, что была под твердью, от воды, которая над твердью. И сказал Бог: «Да будет твердь!» И стало так. А для чего поместил Бог воду над твердью? По причине теплоты, исходящей от солнца и эфира, ибо сразу за твердью простирается эфир, а Солнце, Луна и звезды стоят на тверди. Если бы воды не было над твердью, она воспламенилась бы от жара.

Затем Бог повелел водам собраться в одно место. И выражение «одно место» не означает, что воды собрались в одном лишь месте, ибо далее в Писании сказано: «...а собрание вод назвал морями». Слова эти указывают, что все воды тогда находились отдельно от земли. Итак, воды собрались в одно место, и явилась суша. Так совершились два моря, обтекающие Египет, ибо он лежит между этими двумя морями. Совершились и другие моря, как горы, острова, бухточки, пристани и порты с разными заливами. Одни из них имеют мелкое, песчаное дно, а другие — обрывистое и глубокое сразу у самого берега. Таким стало море, разлитое на Востоке, которое называют Индийским, и также северное море, которое называют Каспийским. Так же возникли и озера.

Есть и Океан, который, словно река, обтекает всю землю. О нем, мне кажется, сказано в Божественном писании: «Из Эдема выходила река», в которой сладкая вода для питья. Океан дает морям воду, которая после долгого стояния в них становится горькой, причем зной и ветер постоянно иссушают самую лучшую ее часть. Так из сладкой воды образуются облака и идут дожди.

Океан разделяется на четыре реки. Имя одной — Фисон, сиречь индийский Ганг. Имя второй — Гихон, сиречь Нил, она протекает из Эфиопии в Египет. Имя третьей реки — Тигр, а четвертая река — Евфрат. Есть много и других великих рек. Одни из них напояют моря, а другие уходят в землю. Ибо сама земля пористая и изрезана внутренними ходами, словно некими жилами, через которые она принимает морскую воду, а выводит наружу источники.

Свойства воды в источниках зависят от почвы, ибо морская вода процеживается сквозь землю и, просачиваясь наружу, становится пресной. Если почва того места, откуда выходит источник, горькая или соленая, то вода будет такой же. Подчас вода, будучи сжата землей, нагревается и под напором вырывается наружу. Так и появляются на земле естественные горячие воды. Итак, по Божьей воле, на земле сотворились пустоты и воды собрались в своих местах. Затем повелел Бог воде первой произвести «душу живую», ибо прежде хотел Он через воду и витавшего над ней Духа Святого обновить человека крещением. Об этом, помимо всего прочего, говорит святой Василий. Вода произвела рыб больших и всякую душу животных, пресмыкающихся по земле, и всякую птицу пернатую. И так через птиц соединяются вода, земля и воздух, ибо птицы сотворены из воды, ходят по земле и летают по воздуху.

Вода самая прекрасная из стихий и весьма полезная, ибо омывает она от нечистоты не только плотский, но, — если воспримет благодать Святого Духа, — и нечистоты душевной.

 

О человеке

... Душа есть живая сущность, простая и бесплотная, в естестве своем невидимая глазу; бессмертная, одаренная умом и рассудком; имеющая органом своим — плоть, которая способна чувствовать и воспроизводиться; у души есть ум, представляющий собой не нечто особое, а самую чистую часть ее самой. Посему, что есть глаз для плоти, то ум — для души. Над душой ничто не властно; она наделена способностью желать и действовать; она изменчива, то есть обладает переменчивой волей, ради чего она и сотворена, получив все это во естество свое от Того, Кто ее создал, приобретая от Него благодать, бытие и то самое, что составляет саму ее природу.

 

Иоанн Экзарх. Небеса. IX — нач. X в. //

Родник златоструйный: Памятники

болгарской литературы IX — XVH1 веков.

Сб. М., 1990. С. 41 — 42.

 

Пролог

Что может быть прекраснее для боголюбцев, кои воистину жаждут вечной жизни, нежели никогда не отступать мыслью от Бога и помнить Его благие дела? Так и ты, господин мой, славный царь Симеон-христолюбец! Неустанно ищешь ты Его заповедей и творений, желая украситься и прославиться. Ибо и у нас так принято, когда верный раб видит, что господин его вершит некое добро, то он не только сам, зная об этом, хочет радоваться и веселиться, но желает, если возможно, чтобы весь мир узнал о том. А сколь румяны, радостны и веселы те, кто досыта пьет и ест; но намного выше их те, коих питает мысль, созерцанье Божьих дел и кои гордятся ими, желая чтоб и другие видели и возлюбили эти дела! У таковых вырастут крылья, точно у орлов, и они возвысятся и избегнут мучений. Ибо радость не знает мук, но дает крылья. И как не радоваться, когда, ища, постигает он, ради кого солнцем и звездами украшено небо, ради кого земля осыпана садами, дубравами и цветами и увенчана горами, ради кого разлиты моря и реки, полные воды и рыб, для кого уготован рай, само то царство? И как поймет он, что ради него, а не ради кого иного создано все это, то как же ему не радоваться и сладко не веселиться? Притом он еще должен вспомнить, по чьему образу он создан сам, каков его сан, каково его призвание. А если поразмыслит он о других вещах, то как не возгордиться и не порадоваться ему? И если припомню я те шесть слов о сотворении мира за шесть дней, то надо бы хоть коротко сказать и о них. Хорошо бы следуя за ними, поговорить об этом благом деле. Ибо Бог создал мир не так, как люди, строющие дома или корабли, не так, как медники, или золотари, или ткачи, или, к примеру, ковали, кои, собирая по деталям, создают необходимые вещи, но инструмент и орудия труда заимствуют друг от друга. А Бог подумает и сотворит то, что прежде не было. Богу ничего не надо, а человеческие ремесла нуждаются друг в друге... Великому Творцу не надо ничего — ни инструмента, ни материала. Они, да еще время, труд, уменье и старанье нужны другим умельцам, а Богу достаточно лишь желания. Он творит все, что захочет — в воде и во всех безднах, как говорят чистые слова Писания.

Дивлюсь я и тому, как не иссякает и не оскудевает воздух, когда столько людей и столько бессловесных тварей непрестанно дышат, и столько лучей солнечных и таких знойных проходит сквозь него; а ведь есть еще луна и звезды. О, чудо из чудес! Но скажу, что и это не диво дивное, и не дивиться надо нам, когда Бог нечто совершает, а благодарить Его и восхвалять, ибо Он просто творит то, что хочет. И в дела свои он вложил много сил, дабы жили они столько, сколько Он пожелает. Поэтому и земля пребывает такой, какой прежде сотворена; и море не мелеет и не разливается; и воздух до селе сохраняет свое естество; и солнце не растопило небесную твердь, и твердь, будучи прежде водой, не разлилась, а осталась твердью. Ибо Творец дал существование противоположным началам — мокрому и сухому или же холодному и теплому — и собрал их воедино для созидания и любви. И потому, когда мы видим одно из сих творений, — как солнце движется к северным странам или к южным, а порой стоит среди неба; как луна то растет, то убывает; и как звезды в урочный час появляются и исчезают, назначая время жатвы и сева, а мореплавателям предвещая бурю или гладь, — за все, что мы видим, господин мой, восхваляем Творца, блага сии сотворившего, и через видимое восходим к невидимому. Но не восшествие нужно нам, а вера; ибо с ней мы можем узреть Его. И когда видим мы, как чередуются времена года, как земля орошается дождем, растит траву и покрывается ею, как волнуются нивы и зеленеют дубравы, как прорастают лесом горы и плодоносят сады, — и восхвалим Господа и воспоем вместе с блаженным Давидом, говоря: «Возвеличились дела Твои, Господи! Все премудростью сотворил Ты!» Когда слышим мы, как поют на разные голоса прекрасные песни певчие птицы: соловьи, дрозды и сойки, иволги и сквроцы, кузнечики и цикады, ласточки и жаворонки, и иные птицы без числа, тогда мы, восхищаясь, славим Творца! Ибо Он не из тех творцов, кои создают из готовой материи. А все Он вывел из небытия к бытию и дал бытие небывшему, ибо легко Ему творить и из небытия и из бытия. Так некогда сотворил Он мир, и, так сказать, творит ежедневно. Но не из готовых тел создает Он живые тела, а из небывшего творит души, и не всем живущим, а только человеку: от птиц создает птиц, от плавающих — плавающих и от иных родов — соответственно свой род. А людям также дарует Он земные плоды, высеваемые и сажаемые. В начале на земле, еще не засеянной и не вспаханной, произрастали всякие виды растений, и она рождала пресмыкающихся, четвероногих, и водное естество родила таким, как заповедовал Он, родила также и животных, кои живут в воде и кои летают по воздуху. И сами эти земля и небо, воздух и водное естество, огонь и свет, как Он повелел, возникли не из материи, но из небывшего никогда сам Творец вывел из небытия к бытию, явившись этому великому кораблю, то есть творению, Сам же и правит премудро этим кораблем. Так сказал верховный пророк Его Моисей, восприняв на Синайской горе от премудрого Творца, Господа Бога и Владыки.

А эти шесть слов, господин мой, не сами мы сочинили, но взяли что-то и переписали теми же словами из «Шестоднева» святого Василия; а иное позаимствовали у него по смыслу; также из Иоанна и из кого нам в разные времена читать доводилось. Вот так и собрали целое: подобно человеку, мимо которого прошел бы господин его, и тот пожелал бы построить господину своему дворец, но не имея из чего строить, пошел бы он к богатым людям и попросил бы у них — у одного мрамор, у другого кирпичи, и так возвел бы стены, а мрамором, выпрошенным у богатых, выложил бы пол. Когда же захотел бы он тот дворец покрыть, не имея материал для кровли, достойного кирпичей, стен и мрамора, сплел бы сетку над дворцом и покрыл бы его соломой, а двери сплел бы из прутьев, так соорудив затвор. Так приходится поступать не имущему в своем доме ничего.

Столь же беден и наш ум: не имея в своем доме ничего, строит он из чужого, добавляя кое-что и из своего нищенского дома. Приписал я здесь некие слова, но они вроде соломы и прутьев. И если повелителю будет угодно, да примет он это все как дело рук моих. Да продлит Господь Бог, Владыка из владык дни повелителя тому, да угодит ему и попадет он в рай со всеми преподобными мужами. А нашему Богу слава во веки веков! Аминь.

«Шестоднев» этот написан пресвитером Иоанном Экзархом по сочинениям святого Василия, а также Иоанна, Севериана, Аристотеля-Философа и других, как сам он свидетельствует об этом в прологе.

Иоанн Экзарх. Шестоднев. IX — X вв. //

Родник златоструйный: Памятники

болгарской литературы IX — XVIII веков:

Сб. М., 1990. С. 44 — 47.

24. СЛОВО О ЗАКОНЕ И БЛАГОДАТИ

Обращение к вопросу о соотношении «Закона» и «Благодати»[32], а значит, к вопросу об истории народов до появления христианства и истории народов после приобщения к новой вере потребно Илариону, человеку верующему, затем, чтобы утвердиться в собственных патриотических взглядах на судьбу древнерусского народа.

В первых строках Иларион кратко описывает общую линию истории известных ему народов:

Благословен Господь, Бог Израилев, Бог христианский за то, что посетил и дал избавление людям Своим, что не оставил без внимания творения Своего, не допустил до конца пребывать в идольском мраке, не дал погибнуть в служении бесам, но сперва племени Авраама указал путь скрижалями с Законом, после же все народы спас Сыном Своим, вводя их Евангелием и крещением в обновление, в возрождение, в жизнь вечную.

Старая вера, «Закон», уступает в истории народов первенство новой вере, «Благодати»:

Закон был раньше, возвысился в немногих и отшел. Вера же христианская явилась позже, выше первой стала и распространилась среди многих народов. И Христова благодать всю землю обняла, покрыла ее, как вода морская. И все, отвергнув старое, ... нового держатся...

Иларион прославляет русский народ как равноправный среди всех христианских народов, связавших свою судьбу с новой верой:

Вера благодатная по всей земле распространилась и до нашего народа русского дошла. И озеро Закона высохло, евангельский же источник наводнился и, всю землю покрыв, простерся до нас. Вот уже и мы со всеми христианами славим Святую Троицу. <...>

И уже не идолослужителями зовемся, но христианами, уже не лишенными надежды, но уповающими на жизнь вечную. И уже не жертвенники бесам создаем, но Христовы церкви возводим. <...> Все страны благой Бог наш помиловал и нас не отверг. Возжелал — и спас нас, и в понимание истины привел.

Иларион отмечает, что русский народ принимает новую религию позже, чем многие древние народы — например, греки, римляне. Означает ли это, что другие христианские народы могут свысока смотреть на только что крещеную Русь? Отвечая на этот животрепещущий в ту пору вопрос, Иларион раскрывает свою сокровенную мысль, заставившую его обратиться в начале сочинения к богословской теме: русский народ ни в чем не уступает любому народу, хотя бы тот и принял христианство раньше. Разве «Закон», бывший прежде, выше «Благодати», распространившейся позднее? Разве та часть древних евреев, что была хранительницей «Закона», а затем дала миру первых христиан, выше последовавших ее примеру греков или римлян? Нет! Новая вера всех уравняла: «Прежде в одном Иерусалиме кланялись Богу, ныне по всей земле». Поэтому и русские люди, принявшие христианство, занимают равное место в ряду христианских народов: «Итак, чужими были, а людьми божьими назвались, врагами были, а сыновьями прозвались».

Подведя богословское обоснование под идею равенства русского народа среди остальных христианских народов, Иларион не оставляет без ответа и другой очень острый тогда для русского национального достоинства вопрос — должен ли русский народ пребывать в духовной зависимости от константинопольских греков по той причине, что из рук константинопольских христиан он получил христианские книги и новое религиозное знание? В таком самоумалении и вознесении греков нет нужды, полагает Иларион. В согласии с собственными религиозными взглядами Иларион убеждает современников, что притекание Руси к христианству есть не милостивый дар Константинополя, но проявление воли Бога: «По всей земле вера распространилась, дождь благодати оросил, и купель возрождения сынов своих в нетление облачила. <...> Все это Бог наш на небесах и на земле как пожелал, так и сотворил».

А дальше Иларион высказывает уж совсем по тем временам дерзновенную мысль, касающуюся новообращенного в христианство русского народа, его истории и судьбы. Большинству христиан была хорошо известна евангельская притча, рассказанная Иисусом Христом: «Никто не приставляет заплаты к ветхой одежде, отодрав от новой одежды; а иначе и новую раздерет, и к старой не подойдет заплата от новой. И никто не вливает молодого вина в мехи ветхие; а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет, и мехи пропадут; но молодое вино должно вливать в мехи новые» (Лк. 5, 36—38). Иларион, повторив содержание притчи, выводит из ее смысла свое заключение: «Подобает благодати и истине сиять на новых людей.<...> Для нового учения — новые мехи, новые народы. И сохранится и то и другое». По убеждению Илариона, на новых народах, в том числе и на русском, покоится особое расположение Бога, им уготована после принятия новой веры благоприятнейшая судьба.

В обращении Руси к христианству открывается, как полагает Иларион, отличительная черта душевного склада русского народа — его особая религиозная одаренность. Он подмечает ее яркое проявление в духовном облике князя Владимира, который один из первых среди древнерусской знати перешел в христианство, в 988 г. крестил жителей Киева и в дальнейшем много поспособствовал росту русской церкви. Произошедшее в душе Владимира, бывшего закоренелого язычника, преображение поражает ум Илариона. Чтобы понять силу удивления Илариона русской душой, нужно вспомнить ту евангельскую историю и тот евангельский образ Фомы (Фомы неверующего), с которыми наш древний автор сопоставляет происходящее между русскими. Евангелия рассказывают, что после воскресения Иисус несколько раз являлся своим ученикам, но один из учеников его, по имени Фома, никак не мог поверить, что распятый Иисус не умер, но воскрес и вернулся. Фома думал, что видевшие учителя грезят. «Он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю.

После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: Мир вам!

Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим.

Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой! Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие (Ин. 20, 25—29).

Оглядывая мысленным взором облик Владимира и все свершенное им, пораженный Иларион восклицает:

Как уверовал? Как воспылал любовью к Христу? Как вселился в тебя разум выше разума земных мудрецов, чтобы невидимого полюбить? К невидимому устремиться? <...> Не видел ты Христа, не ходил за Ним. Как учеником Его сделался? Иные, видевшие Его, не верили, ты же, не видя, уверовал! Воистину сбылось на тебе Господом Иисусом сказанное Фоме: «Блаженны невидевшие и уверовавшие». <...>

Не видел, как бес изгоняется именем Иисуса Христа, как больных исцеляют, немым возвращается дар речи, как жар в холод превращается, как мертвые встают — всего этого не видя, как уверовал? Удивительное чудо! Другие цари и властители, видевшие, как все это совершалось святыми мужами, не только не верили им, но на муки и страдания отдавали их. Ты же, о, блаженный, без всего этого пришел к Христу, только по благому пониманию и остроте ума...

Иларион верит, что Владимир, а с ним и все русские, приняв по милости Бога и по собственному «Благому пониманию и остроте ума» христианство, вступили в новую полосу своей истории и обрели истинную стезю духовной жизни:

В одно время вся наша земля восславила Христа с Отцом и Святым Духом. Тогда начал мрак идольский от нас отходить и зори благоверия явились. Тогда тьма богослужения рассеялась, и слово евангельское землю нашу озарило; жертвенники были разрушены, а церкви поставлены; идолы сокрушены, а иконы святых предстали; бесы бежали — крест город освятил... Монастыри на горах поднялись, монахи появились, мужчины и женщины, знатные и незнатные, — все люди заполнили святые церкви, восславили Бога, говоря: «Един Святой, един Господь Иисус Христос во славу Богу-Отцу! Аминь! Христос победил! Христос одолел! Христос воцарился! Христос прославился! Велик ты, Господи, и чудны дела Твои, Боже наш, слава Тебе!»

Чудодейственным образом изменился внутренний мир русских. И поэтому настоящее видится Илариону процветающим, будущее — радужным. Обращаясь с похвалой к уже усопшему Владимиру, он изливает свое восхищение:

Смотри на внуков твоих и правнуков, как живут, как хранимы Господом, как по завещанию твоему хранят благоверие, как посещают святые церкви, как славят Христа, как покланяются имени Его! Смотри же и на град, величеством сияющий, смотри на церкви процветающие, смотри на христианство множащееся, смотри на град, иконами святых освящаемый, блистающий, фимиамом благоухающий, хвалами и песнями святыми оглашаемый! И все это увидев, возрадуйся и возвеселись и восхвали благого Бога, устроителя всего этого, увидев, хотя и не телом, но духом, показывает тебе Господь все это. О них же радуйся и веселись, потому что твой благоверный посев не был иссушен зноем неверия, но с дождем Божьей помощи принес многочисленные плоды.

Радуйся, во владыках апостол, не мертвых телом воскресил, но нас, душею мертвых, от недуга идолослужения умерших, воскресил! С тобою приблизились к Богу и Христа — жизнь вечную — познали. Согнуты были бесовским обманом, а с тобою распрямились и вступили на путь жизни. Слепыми были от бесовского обмана, а с тобою прозрели сердечными очами, ослепленные были невежеством, а с твоею помощью увидели свет трисолнечного Божества. Немые были, а с тобою обрели дар речи. И теперь уже, незнатные и знатные, славим единосущную Троицу!

 

Митрополит Иларион. Слово

о Законе и Благодати [написано

между 1037 и 1053 г.] // Прометей.

М., 1990. Т. 16. С. 176 — 187.

25. ПОУЧЕНИЕ ВЛАДИМИРА МОНОМАХА

Я, смиренный, дедом своим Ярославом, благословенным, славным, нареченный в крещении Василием, русским именем Владимир, отцом возлюбленным и матерью своею из рода Мономахов... и христианских ради людей, ибо сколько их соблюл по милости своей и по отцовской молитве от всех бед! Сидя на санях, помыслил я в душе своей и воздал хвалу Богу, который меня до этих дней, грешного, сохранил. Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь, но кому из детей моих она будет люба, пусть примет ее в сердце свое и не станет лениться, а будет трудиться.

Прежде всего, Бога ради и души своей, страх имейте Божий в сердце своем и милостыню подавайте нескудную, — это ведь начало всякого добра. Если же кому не люба грамотка эта, пусть не посмеются, а так скажут: на дальнем пути, да на санях сидя, безлепицу молвил.

<...> Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его. Если и будет повинен смерти, то негубите никакой христианской души. Говоря что-либо, дурное или хорошее, не клянитесь Богом, не креститесь, ибо нет тебе в этом никакой нужды. Если же вам придется крест целовать братии или кому-либо, то, проверив сердце свое, на чем можете устоять, на том и целуйте, а поцеловав, соблюдайте, чтобы, преступив, не погубить души своей. Епископов, попов и игуменов чтите, и с любовью принимайте от них благословение, и не устраняйтесь от них, и по силам любите и заботьтесь о них, чтобы получить по их молитве от Бога. Паче же всего гордости не имейте в сердце и в уме, но молвите: смертны суть; сегодня живы, а завтра в гробу; все это, что Ты нам дал, не наше, но Твое, поручил нам это на немного дней. И в земле ничего не сохраняйте, это нам великий грех. Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев. В дому своем не ленитесь, но за всем сами наблюдайте; не полагайтесь на тиуна[33] или отрока, чтобы не посмеялись приходящие к вам, ни над домом вашим, ни над обедом вашим. На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не предавайтесь, ни спанью; сторожей сами наряживайте, и ночью, расставив охрану со всех сторон, около воинов ложитесь, а вставайте рано; а оружия не снимайте с себя второпях, не оглядевшись по лености, внезапно ведь человек погибает. Лжи остерегайтеся, и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело. Куда бы вы не держали путь по своим землям, не давайте отрокам причинять вред ни своим, ни чужим, ни селам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда же пойдете и где остановитесь, напойте и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный, или посол; если не можете почтить его подарком, — то пищей и питьем: ибо они, проходя, прославят человека по всем землям, или добрым, или злым. Больного навестите, покойника проводите, ибо все мы смертны. Не пропустите человека, не поприветствовав его, и доброе слово ему молвите. Жену свою любите, но не давайте ей власти над собой. А вот вам и основа всему: страх Божий имейте превыше всего.

Если не будете помнить это, то чаще перечитывайте: и мне не будет стыдно, и вам будет хорошо.

Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь — как отец мой, дома сидя, знал пять языков, оттого и честь от других стран. Леность ведь всему мать: что кто умеет, то забудет, а чего не умеет, тому не научится. Добро же творя, не ленитесь ни на что хорошее, прежде всего к церкви: пусть не застанет вас солнце в постели. Так поступал отец мой блаженный и все добрые мужи совершенные. На заутрене воздавши Богу хвалу, и потом на рассвете, увидев солнце восходящее, с радостью прославьте Бога и молвите: «Просвети очи мои, Христе Боже, давший мне свет Твой дивный». И еще: «Господи, умножь годы мои, чтобы впредь, в остальных грехах своих покаявшись, исправил жизнь свою»; так я хвалю Бога и тогда, когда сажусь думать с дружиною, или собираюсь творить суд людям, или ехать на охоту или на сбор дани, или лечь спать. Спанье в полдень назначено Богом; по этому установленью почивают ведь и зверь, и птица, и люди.

 

Изборник (Сборник произведений

литературы Древней Руси).

М., 1969. С. 147, 153 — 157.

26. СЛОВО О ПОГИБЕЛИ РУССКОЙ ЗЕМЛИ

О светло светлая и красно украшенная земля Русская! Многими красотами дивишь ты: озерами многими, дивишь ты реками и источниками местночтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами частыми, полями дивными, зверьми различными, птицами бесчисленными, городами великими, селениями дивными, садами монастырскими, храмами божьими и князьями грозными, боярами честными, вельможами многими, — всего ты исполнена, земля Русская, о правоверная вера христианская!

Отсюда до венгров, и до поляков, и до чехов, от чехов до ятвягов, от ятвягов до литовцев и до немцев, от немцев до карелов, от карелов до Устюга, где живут тоймичи поганые, и за Дышащее море; от моря до болгар, от болгар до буртасов, от буртасов до черемисов, от черемисов до мордвы — то все с помощью Божиею покорено было христианским народом, поганые эти страны повиновались великому князю Всеволоду, отцу его Юрию, князю киевскому, деду его Владимиру Мономаху, которым половцы своих малых детей пугали. А литовцы из болот своих на свет не показывались, а венгры укрепляли каменные стены городов железными воротами, чтобы их великий Владмир не покорил, а немцы радовались, что они далеко — за Синим морем. Буртасы, черемисы, вяда и мордва бортничали на великого князя Владимира. А император царьградский Мануил от страха великие дары посылал к нему, чтобы великий князь Владимир Царьград у него не взял.

И в те дни, — от великого Ярослава и до Владимира, и до нынешнего Ярослава, и до брата его Юрия, князя владимирского, — обрушилась беда на христиан <...>

 

Неизвестный автор. Слово о погибели

Русской земли // Памятники

литературы Древней Руси. XIII век.

М., 1981. С. 131.

 

27. ДУХОВНЫЕ СТИХИ

 

Стих о Голубиной Книге

 

Близко городу Ерузалимова,

Собиралися, соезжалися

И сорок царей со царевичем,

И сорок князей со князевичем,

Ко тому царю Давыду Евсеичу.

Как проговорит Володемир князь,

Володемир князь Володемрович

«Ино ой же еси, сударь,

«Премудрый царь Давыд Евсеевич!

«Ты скажи-ка-ся нам, проповедывай:

«Отчего зачался у нас белый свет,

«Отчего зачалось солнце красное,

«Отчего зачался светел месяц,

«Отчего зачались зори ясныя,

«Отчего зачались звезды чистыя,

«Отчего зачались дожди сильные,

«Отчего зачались ветры буйные?»

Как ответ держал перемудрый царь,

Перемудрый царь Давыд Евсеевич:

— Я скажу вам, проповедаю,

— Я по памяти, словно по грамоте:

— У нас белый свет начинается,

— Начался бел свет от Свята Духа,

— Самого Христа, царя небесного;

— Солнце красное от лица Божия,

— Млад-светел месяц от грудей Божьих,

— Зори ясныя от риз Божьих,

— Звезды частыя от очес Божьих,

— Дожди сильные от мыслей Божьих,

— Ветры буйные от Свята Духа,

— Самого Христа, царя небесного.

Как проговорил Володемир князь,

Володемир князь Володемрович:

«Ино ой же еси, сударь, премудрый царь,

«Перемудрый царь Давыд Евсеевич!

«Ты скажи, сударь проповедывай:

«А который царь над царями царь,

«А который город городам мати,

«А которая рыба всем рыбам мати,

«А которая река всем рекам мати,

«А которая гора горам мати,

«А которая древа древам мати,

«А которая трава травам мати,

«А который зверь всем зверьям мати,

«А которая птица всем птицам мати?»

Как ответ держал перемудрый царь,

Перемудрый царь Давыд Евсеевич:

— Я скажу и я вам проповедаю:

— У нас во поле во Сарачинскиим,

— Что на камне белыим Алатыри,

— Выпадала Книга Голубиная;

— Что не малая книга, не великая,

— А что эту книгу не прочесть будет,

— На руках книгу не сдержать будет,

— А сама книга распечаталась,

— Слова Божий прочиталися:

— У нас Белый царь над царями царь;

— Почему Белый царь над царями царь?

— Он принял, царь, веру хрещеную,

— Хрещеную, православную,

— Он и верует единой Троицы,

— Единой Троицы неразделимыя:

— Потому тот царь над царями царь.

— Расалим город городам мати:

— Почему тот город городам мати?

— Что стоит тот город середи земли,

– Середи земли, свету белого;

– Что во городе Ерусалимове,

– Что стоит гробница белокаменна;

– Что во той гробнице белокаменной

– Почивают ризы самого Христа,

– Самого Христа, царя небесного:

– Потому Русалим город городам мати.

– Окиян море всем морям мати;

– Почему то море всем морям мати?

– Выходила из моря церква соборная,

– Сааборная, богомольная;

– Что в той во церкви во соборныя

– Почивают мощи папа римского,

– Папа римского, слава-Клементьева;

– Потому Окиян море всем морям мати,

– Уж и Тит рыба всем рыбам мати;

– А ты помнишь ли, князь, памятуешь ли,

– А на чем же у нас основалася мати сыра земля?

– Основалася на трех на рыбицах:

– Потому Тит рыба всем рыбам мати.

– А Ердан река всем рекам мати;

– Почему Ердан река рекам мати?

– Окрестился в ней сам Исус Христос,

– Со двух-на-десятьми Апостольми,

– Со двух-на-десятьми со Архангельми,

– Со Иваном светом со хрестителем;

– Потому Ердан река рекам мати;

– А Харгор гора всем горам мати;

– Почему Харгор гора горам мати?

– Преобразился на ней сам Исус Христос,

– Показал он дело ученикам своим;

– Потому Харгор гора горам мати.

– А Капарис древо всем древам мати.

– Почему то древо всем древам мати?

– На нем распят был сам Исус Христос,

– Прамежду Исус двумя разбойниками,

– Прамежду Исус двумя душегубами

– Распинали его Жиды-Пилатыри,

– Разливали кровь понапрасную;

— Потому Капарис всем древам мати.

— А Плакун трава всем травам мати:

— Почему Плакун трава всем травам мати?

— Мать Пречиста Богородица

— По своем по сыне по возлюбеннем,

— По своем по сыне слезно плакала,

— А роняла слезы на землю пречистыя,

— А от тех слез от причистыих

— Зараждалася Плакун трава травам мати.

— Уж и Индрик зверь всем зверьям мати.

— Почему тот зверь всем зверьям мати?

— Что живет тот зверь во святой горы,

— Он и пьет и ест из святой горы,

— И он ходит зверь по подземелью,

— Яко солнышко по поднебесью.

— Когда Индрик зверь разыграется,

— Вся вселенная всколыбается;

— Потому Индрик зверь всем зверьям мати.

— А Стрихиль птица всем птицам мати.

— Почему Стрихиль птица птицам мати?

— Что живет та птица на синем мори,

— Она пьет и ест из синя моря;

— Когда Стрихиль птица разыграется,

— Все синее море всколыбается;

— Потопляет гостя торгового,

— Разбивает босы и корабли:

— Потому та птица всем птицам мати.

Как проговорил Володемир князь,

Володемир князь Володемрович:

«Ино ой же еси, сударь, перемудрый царь,

«Перемудрый царь Давыд Евсеевич!

«Отгадайка-ка-ся мой перемудрый сон,

«Ино мне нынче в ночи мало спалося,

«А во сне много мне снов виделось:

«Ба-то Кривда с Правдою поспорили,

«Как Правда Кривду одолеть хочет,

«А Правда Кривду перемежила,

«Как Правда пошла по поднебесью,

«А Кривда осталась на сырой земле».

Еще старым людям на послушанье,

Молодым людям ради памети.

Еще славен Бог да прославился

Да велико имя Господне Его.

 

Царевич Иосаф

При долине, при долине

Стояла мать прекрасная пустыня,

К которой пустыни

Приходил тут младой царевич,

А младой царевич Асафей:

«Прекрасная мать пустыня,

«Любимая моя мати!

«Приими меня во пустыню:

«Я рад на тебя, мати, работати,

«Земные поклоны исправлял».

Отвеща ему мать пустыня

Ко младому царевичу Асафью:

— Ты младой царевич Асфей!

— Не жить тебе во пустыни:

— Кому владеть вольным царством,

— Твоею белой каменнуй палатуй,

— Твоею казною золотою?

Отвеща ей млад Асафей:

«Прекрасная мать пустыня,

«Любимая моя мати!

«Не хочу я на вольное царство зрети,

«На свою белу каменну полату

«На свою казну золотую.

«Хощу пребыть во пустыни:

«Я рад на тебя, мати, работати,

«Земные поклоны исправляти».

Отвеща ему мать пустыня

Ко младому царевичу Асафью:

— Ты младой царевич Асафей!

— Не жить тебе во пустыни:

— Как придет весна та мать красная,

— И лузи-болоты разольются,

— Древа все листами оденутся,

— Воспоют птицы все райския

— А ты из пустыни вон и выйдешь,

— Меня, мать прекрасную, покинешь. —

Отвеща младой царевич Асафей:

«О прекрасная мать пустыня,

«Любимая моя мати!

«Как придет весна та мать красная,

«И лузи-болоты разольются,

«Древа все листами оденутся,

«Воспоют птицы райские:

«А я из пустыни вон не выйду,

«Тебя, мать прекрасная, не покину».

И все святые праведные

Асафью царевичу вздивовались,

Ево ли младому царскому смыслу,

Ему поем слава

И во веки веков аминь.

Федотов Г. Стихи духовные: (Русская

народная вера по духовным стихам).

М., 1991. С. 124 — 132.

28. ОБРАЗ ОТЧИЗНЫ

У доброго и прекрасного Бога нашего и царя есть друзья и верные рабы, но есть в государстве и люди недостойные и враждебные царю. Под друзьями понимаю я освященную Церковь, бестелесные ангельские существа; верные рабы — это те, кто волю Божию беспрестанно исполняет; недостойные те, кто хотя и является христианином, но от дел добрых отстраняется; а враги те, кто не только сам не хочет праведно жить, но жестоко борется против тех, кто по Божьим законам живет. О таких Павел к Тимофею в послании сказал: «Знай же, чадо Тимофей, что в последние дни настанут времена тяжкие, будут люди жестокосердные, возлюбят они золото, станут сребролюбцами, а не Боголюбцами. А имеющие благочестивый вид, крестившиеся и давшие обет Богу, сами по дьявольскому наущению живут, всегда учатся, но никогда не смогут найти истинную мудрость. Ты же, чадо, от таких отвращайся, не делай того, что они творят, беззаконники, ибо погибель их известна будет всем, как и прежде других, не боящихся Бога». О таковых пророк Иеремия, рыдая, говорил: «О, кто даст голове моей воду и глазам моим — источник слез, чтобы плакал бы я об участи Израиля». Также и Давид-пророк говорил: «Творящий неправду ненавидит свою душу...». Так не будем презирать мы божественные правила, чтобы не отпасть нам от веры и не наследовать горе, которое видели мы и о котором слышали в других странах, преступивших Божьи заповеди. Не рассеял ли Бог такие народы по лицу всей земли? Не взяты ли были города наши? Не погибли ли сильные князья наши под ударами меча? И не томимы ли мы были от безбожных татар? Не уведены ли были в плен дети наши? Все это бывает из-за грехов наших, потому что не следуем мы правилам, установленным святыми отцами, забыли мы, что не серебром, не золотом искуплены были от суеты сей жизни и первородного греха, но кровью дорогою непорочного агнца Божия пречистого Христа. <...>

Говорит ведь возлюбленный наш богословенный Иоанн[34], который на тайной вечере бросился на грудь Господа и оттуда почерпнул неизречимые тайны. В своем откровении писал он: «Видел знамение великое на небе: жену, облеченную в солнце, и луну под ногами ее, и на голове ее венец из 12 звезд. Она имела в чреве и кричала от болей и мук родов. И вот явился змей, большой и красный, с 7 головами и 10 рогами, и на головах его 7 диадем, и хобот его увлек с неба третью часть звезд небесных. Змей стоял перед женою, которой надлежало родить, и хотел сожрать родившегося младенца. Тогда были даны два крыла большого орла, и улетела она в пустыню в приготовленное место. И пустил змей из пасти своей воду, как реку, чтобы потопить жену в реке». Толкование: жена — святая Церковь; облечена в праведное солнце — в Христа; луну имеет под ногами — Ветхий Завет; венец на голове ее — двенадцати апостолов учение; с болью рожает — святым крещением преобращает плотские чада в духовные; змей же — дьявол, как говорится, краснота — жестокость его и кровопийство; 7 глав — злые его, супротивные силы; 10 рогов знаменуют истребление царства, как раньше пали арамейское, константинопольское, египетское и прочий. Дитя жены, которое змей хотел сожрать, — те люди, что рождены были заново в святом крещении, но влечет их и после крещения дьявол к осквернению, подвигая к погибели; бегство жены в пустыню из старого Рима — из-за служения на опресноках, так как весь некогда великий Рим пал и болен неисцелимым неверием — ересью аполлинариевой. В новый Рим бежала, то есть в Константинополь, но и там покоя не обрела из-за соединения православных с латинянами на восьмом Соборе, поэтому и была разрушена константинопольская Церковь и унижена была, и стала подобна она хранилищу овощей. И наконец, в третий Рим бежала — в новую и великую Русь. Это тоже пустыня, так как не было в ней святой веры, не проповедовали там божественные апостолы, после всех воссияла там благодать Божия спасения, с ее помощью познали мы истинного Бога. Единая ныне соборная апостольская Церковь восточная ярче солнца во всем поднебесье светится, и один только православный и великий русский царь во всем поднебесье, как Ной в Ковчеге, спасшийся от потопа, управляет и направляет Христову Церковь и утверждает православную веру. А когда змей испустит из уст своих воду, как реку, желая жену в воде потопить, то увидим, что все царства потопятся неверием, а новое же русское царство будет стоять оплотом православия. <...>

Послание старца Филофея царю

Ивану Васильевичу [писано после 1547 г.] //

Красноречие Древней Руси. XI — XVII вв.

М., 1987. С. 218 — 220.

29. ДРЕВНЕРУССКАЯ СВЯТОСТЬ: СМЕРТЬ СВЯТОГО КНЯЗЯ БОРИСА

«Сказание о Борисе и Глебе» (конец XI — начало XII вв.) в основе своей имеет реальные исторические факты: после кончины в 1015 г. Владимира Святого его старший сын Святополк стал зачинщиком кровавой братоубийственной распри. Чтобы оградить себя от возможных соперников, он задумывает и осуществляет предательское убийство князей Бориса и Глеба, младших сыновей Владимира. Первым пал от рук заговорщиков Борис, возвращавшийся из похода. «Сказание» видит в Борисе христианина-мученика, беззаветно преданного евангельской заповеди любви к ближнему. Итак...

<...> Блаженный же Борис возвратился и раскинул свой стан на Альте. И сказала ему дружина: «Пойди, сядь в Киеве на отчий княжеский стол — ведь все воины в твоих руках». Он же им ответил: «Не могу я поднять руку на брата своего, к тому же еще и старшего, которого чту я как отца». Услышав это, воины разошлись, и остался он только с отроками своими. И был день субботний. В тоске и печали, с удрученным сердцем пошел он в шатер свой и заплакал в сокрушении сердечном, но, с душой просветленной, жалобно восклицая: «Не отвергай слез моих, Владыко, ибо уповаю я на Тебя! Пусть удостоюсь участи рабов Твоих и разделю жребий со всеми святыми Твоими, Ты Бог милостивый, и славу Тебе возносим вовеки! Аминь». <...>

Между тем наступил вечер, и Борис повелел петь вечерню, а сам вошел в шатер свой и стал творить вечернюю молитву со слезами горькими, частым воздыханием и непрерывными стенаниями. Потом лег спать, и сон его тревожили тоскливые мысли и печаль горькая, и тяжелая, и страшная: как претерпеть мучение и страдание, и окончить жизнь, и веру сохранить, и приуготовленный венец принять из рук Вседержателя. И, проснувшись рано, увидел, что время уже утреннее. А был воскресный день. Сказал он священнику своему: «Вставай, начинай заутреню». Сам же, обувшись и умыв лицо свое, начал молиться к господу Богу.

Посланные же Святополком пришли на Альту ночью, и подошли близко, и услышали голос блаженного страстотерпца, поющего на заутрею Псалтырь. И получил он уже весть о готовящемся убиении его. И начал петь: «Господи! Как умножились враги мои! Многие восстают на меня» — и остальные псалмы, до конца. И, начавши петь по Псалтыри: «Окружили меня скопища псов и тельцы тучные обступили меня», — продолжил: «Господи Боже мой! На Тебя я уповаю, спаси меня!» И после этого пропел канон. И когда окончил заутреню, стал молиться, взирая на икону Господню и говоря: «Господи Иисусе Христе! Как Ты, в этом образе явившийся на землю и собственною волею давший пригвоздить себя к кресту и принять страдание за грехи наши, сподобь и меня так принять страдание!»

И когда услышал он зловещий шепот около шатра, то затрепетал, и потекли слезы из глаз его, и промолвил: «Слава Тебе, Господи, за все, ибо удостоил меня зависти ради принять сию горькую смерть и претерпеть все ради любви к заповедям Твоим. Не захотел Ты сам избегнуть мук, ничего не пожелал Себе, последуя заповедям апостола: «Любовь долготерпелива, всему верит, не завидует и не превозносится». И еще: «В любви нет страха, ибо истинная любовь изгоняет страх». Поэтому, Владыко, душа моя в руках Твоих всегда, ибо не забыл я Твоей заповеди. Как Господу угодно — так и будет». И когда увидели священник Борисов и отрок, прислуживающий князю, господина своего, объятого скорбью и печалью, то заплакали горько и сказали: «Милостивый и дорогой господин наш! Какой благости исполнен ты, что не восхотел ради любви Христовой воспротивиться брату, а ведь сколько воинов держал под рукою своей!» И, сказав это, опечалились.

И вдруг увидел устремившихся к шатру, блеск оружия, обнаженные мечи. И без жалости пронзено было честное и многомилостивое тело святого и блаженного Христова страстотерпца Бориса. Поразили его копьями окаянные: Путьша, Талец, Елович, Ляшко. Видя это, отрок его прикрыл собою тело блаженного, воскликнув: «Да не оставлю тебя, господин мой любимый, — где увядает красота тела твоего, тут и я сподоблюсь окончить жизнь свою!»

Был же он родом венгр, по имени Георгий, и наградил его князь золотой гривной, и был любим Борисом безмерно. Тут и его пронзили, и, раненый, выскочил он в оторопе из шатра. И заговорили стоящие около шатра: «Что стоите и смотрите! Начав, завершим повеленное нам». Услышав это, блаженный стал молиться и просить их, говоря: «Братья мои милые и любимые! Погодите немного, дайте помолиться Богу». И воззрев на небо со слезами, и вознося вздохи горя, начал молиться такими словами: «Господи Боже мой многомилостивый и милостивый и премилостивый! Слава Тебе, что сподобил меня уйти от обольщений этой обманчивой жизни! Слава Тебе, щедрый дарователь жизни, что сподобил меня подвига достойного святых мучеников! Слава Тебе, Владыко-Человеколюбец, что сподобил меня свершить сокровенное желание сердца моего! Слава Тебе, Христос, слава безмерному Твоему милосердию, ибо направил Ты стопы мои на правый путь! Взгляни с высоты святости Твоей и узри боль сердца моего, которую претерпел я от родственника моего — ведь ради Тебя умерщвляют меня в день сей. Меня уравняли с овном, уготовленным на убой. Ведь Ты знаешь, Господи, не противлюсь я, не перечу и, имев под своей рукой всех воинов отца моего и всех, кого любил отец мой, ничего не замышлял против брата моего. Он же сколько смог воздвиг против меня. «Если бы враг поносил меня — это я стерпел бы; если бы ненавистник мой клеветал на меня, — укрылся бы я от него». Но Ты, Господи, будь свидетель и сверши суд между мною и братом моим и не осуждай их, Господи, за грех этот, но прими с миром душу мою. Аминь».

И воззрев на своих убийц горестным взглядом, с осунувшимся лицом, весь обливаясь слезами, промолвил: «Братья, приступивши, заканчивайте порученное вам. И да будет мир брату моему и вам, братья!» <...>

И так почил Борис, предав душу свою в руки Бога живого в 24-й день месяца июля, за 9 дней до календ августовских. <...>

Сказание о Борисе и Глебе // Памятники

литературы Древней Руси. Начало русской

литературы. XI — начало XII века,

М., 1978. С. 281—289.

30. НАРОДНАЯ СМЕХОВАЯ КУЛЬТУРА

Описанные отечественными этнографами XIX—XX вв. народные развлечения и фольклор хранят в своем содержании гораздо более древние традиции народной смеховой культуры. Со времен славянского язычества бытовало в народной культуре ряжение — в глубокой древности ряжение было частью магических обрядов, призванных повлиять на сверхъестественные силы жизни и смерти. Позднее магический смысл ряжения в народной памяти, связь с языческими обрядами (похоронными или свадебными, например) слабела и ритуальное действо превращалось в игру, веселое развлечение. Игра зачастую представляла собой пародию на священные, в том числе и христианские, обряды.

 

Игра в венчание

Игра в венчание состоит в следующем. Посредине избы, где происходит вечеринка, ставят ступу или большую корзину (мастину), покрывают ее чем-нибудь и кладут на нее крест, сделанный из палок и перевитый соломою, какую-либо книгу или тетрадь. Все эти вещи должны обозначать аналой, крест и евангелие. В некоторых местах евангелие заменяется лошадиным подседельником. Из среды собравшихся на вечеринку выбирают парня или девушку, которых ставят перед воображаемым аналоем, как жениха и невесту, надевают им на головы сплетенные из соломы венки и потом три раза обводят их вокруг ступы или корзины с пением или извращенных церковных песен, поемых при бракосочетании, или какой-либо хороводной песни. Главное, затейщики игры изображают из себя священника и диакона и, наподобие ризы и стихаря, надевают на себя женский сарафан, ветхий кафтан, а то и просто рогожу. Какой-либо шустрый мальчишка изображает из себя псаломщика-певца и после обвода парня и девушки вокруг ступы выкрикивает им многие лета. Повенчанных таким образом тут же заставляют поцеловаться, и если девушка отказывается от этого, то ее бьют жгутами. Парень должен заплатить «попам» за венчание от 10 до 50 копеек. Игра продолжается до тех пор, пока соберут достаточно денег или пока не найдется больше охотников принимать участие в ней. На собранные деньги парни устраивают общий кутеж. Эта неприличная игра, сопровождаемая самыми откровенными циническими разговорами и шутками, происходит в присутствии детей-подростков, которые нередко сами, собравшись где-нибудь особо вместе, проделывают, в подражание старшим, то же самое, до кутежа включительно.

 

Ряжение покойником

Покойником рядились. Человека одевают в худое, в белое наряжают. Постилахой (простыней, значит) накрывают и положат на доску и несут. А тут уж нашли кадило настоящее, разыщут, бывало, или обвяжут криночку и угли положат. Другой наряжается священником. Несут покойника человека четыре, пятый священник с кадилом. И поет:

— Помяни, господи,

Усопшего раба Ивана!

А те:

— Аллилуйя, аллилуйя,

Царство небесное

Нашему Ивану,

Светлое место

Без окошечек.

А поп опять:

Отче наш,

Иже еси на небеси.

Помяни, господи,

Раба божьего Ивана!

А потом, когда это все совершилось, происходит плаканье. Причитальщица причитывает; всяко насобирает. Надо покойника выносить хорошо. Стали его поднимать, а он только взял, сошел, по избе-то пошел. Растопырил руки, и эти девчонки все перепугались. Испугу он дал им, как же, мертвец стал. Старина эта большая, когда наряжонкам ходили.

Народный театр. М., 1991. С. 24—25.